Руины Волгограда.

Упала вновь ночная тень,
И в венах кровь кипит, 
Окутан тенью
Коридоров мрачный лабиринт,
Как филин ищет, и находит
Жертву в темноте,
Найдёт тебя ночной  Кошмар .
Проклятых серых стен.

                                            Николаев. А

                                                                               Пролог.

                                                                            Пропавший.

Я шёл по потрескавшемуся асфальту и едва ли мог сохранять равновесие, то и дело, оступаясь на проломах. Погодка сегодня выдалась не самая лучшая – дождь шёл стеной. Хорошо, что в лагере нам выдали хотя бы штормовки, иначе сейчас бы я промок насквозь.  Фонарь тускло освящал  дорогу, но всё равно, ничего не было видно, и я чувствовал себя, как слепой котёнок. Улица, на которой я находился называлась, кажется, Первая продольная. Проржавевшие машины рядами заставили её. Передо мной стаяла старая Газель. Грязно-жёлтая, выцветшая краска потрескалась и покрылась ржавчиной. На разбитом стекле была старая наклейка. Номер маршрута. Она на половину слезла, поэтому трудно было разглядеть цифры. Кажется,  «260». И подпись – «Через Елецкую. Волгоград – Волжский». Я глянул через стекло в тёмный салон.  Иногда, в те моменты, когда свет фонаря падал на окна машин, мне казалось, что кто – то смотрит на меня из - за запылившегося стекла. Я понимал, что это всего лишь моё воображение, не более того, но всё - таки старался реже смотреть в эти проклятые окна. На прошлой неделе наш проводник Иван сказал нам, что видел чей – то силуэт в окне полуразрушенного дома. Уже было достаточно темно, но даже в такой темноте было видно, что лицо Ивана было бледным как мел. Его трясло, и в его глазах метался не скрываемый ужас. Мы опешили, выслушав его рассказ, но в итоге решили, что он подцепил какую – то заразу и у него бред. Мы вкололи ему снотворное и положили его в его собственной палатке. Утро вечера мудренее. Дмитрий, наш медик, сказал, что посмотрит его завтра утром и если будет нужна госпитализация, отправит его на Большую Землю. Когда мы проснулись утром, его палатка была пуста. Куда он ушел? Или, кто его унёс? И где он теперь? Жив ли он вообще? Я думаю, что теперь мы этого никогда не узнаем. И,  неловко признаться, но после того случая, иногда мне становиться по настоящему жутко в те минуты, когда приходиться идти вдоль старых машин.  И сейчас я был почти уверен, что мгновением ранее, что  что-то  мелькнуло в окне. Вдруг это один из выживших? Мне так не хотелось ехать в эту дыру, и искать тут этих выживших, будь они неладны, да ещё и в такую погоду, а седеть спокойно дома у камина. Но это наша работа. Наша, мать её, работа, искать выживших. В таких местах, где я сейчас находился, можно встретить кого угодно и что угодно. Три дня назад, когда мы только вошли в город и осматривали первые улицы, Дмитрий, шедший поодаль ото всех, окликнул нас, и, подойдя к нему, мы увидели человека в машине. Живого человека. Ни здесь, ни на многие сотни километров вокруг не было места, пригодного для жизни. Уровень радиации зашкаливал. Счётчики Гейгера просто сходили с ума в этих местах. Как тут оказался человек – лично мне непонятно. У него была истерика. Он громко смеялся, а потом, выхватив пистолет, выстрелил себе в висок. Из машины раздался приглушённый хлопок. Яркая вспышка ослепила нас. Кровь брызнула на лобовое стекло. Никогда не забуду, как из бокового окна этой проклятой машины показалась обмякшая, облитая кровью рука. На мгновение в свете фонарей что – то блеснуло и со звоном упало на дорогу. Это был револьвер. Он был окроплен кровью, его ствол был всё ещё горячим после выстрела и от пистолета шёл пороховой дым. Мы стояли, и молча смотрели на это зрелище. Мы были в шоке. За столько лет работы мы повидали всякое. Но такое мы видели впервые. Голова трупа упала на стекло и из под двери потекла алая кровь. Его глаза, они будто смотрели на нас. Остекленевшие, мёртвые глаза смотрели на нас с укором. За то, что не успели. За то, что не спасли.
Но думать о прошлом сейчас мне было некогда. Я стоял перед окном старой газели и пытался вглядеться внутрь салона. Кажется, там на самом деле кто – то есть. Я поднял фонарь повыше и посветил в окно. Как вдруг…
                                                                                             Продолжение следует

Глава вторая

Большая земля. Сибирь, Красноярск. 17 мая 2020 год.

Утро выдалось очень холодным. По серому небу плыли свинцовые тучи, и порывы ледяного ветра едва ли не сбивали с ног. Метеорологи сказали, надвигается шторм. Я стоял на большой площади перед зданием, где располагалось руководство нашего лагеря. За высоким забором поодаль от площади виднелись огромные серые ангары и старая диспетчерская. Там располагался наш аэропорт. Кроме меня на площади стояли несколько военных и моя спасательная группа из семи человек. Всех нас только что разбудили и сказали собраться здесь, напротив дома. Полусонные люди молча стояли то и дело зевая и протирая руками заспанные глаза. 
«Там мой сын, вы понимаете это? Там, мать вашу, мой сын!» - Раздались крики из только что открывшейся двери дома. Тут же из двери вышли три человека. Сначала мне не было видно, кто именно это был, но когда они начали подходить ближе я увидел нашего начальника и двух связистов. Их звали, насколько мне помнится, Кирилл и Геннадий. Вечно эти двое орут друг на друга. Ненормальные… Впереди шёл начальник. Та ещё сволочь. Его тут все ненавидят. В прошлом году он урезал нам и без того маленькую зарплату почти вдвое. А у меня семья во Владивостоке. Мне нужно им деньги отправлять, а я не могу даже себе еды нормальной купить. С тех пор я, как и остальные, начал экономить на всём, на чём только можно. Сигареты брал только самые дешёвые, из еды в основном, чёртову растворимую лапшу. Одежду вообще не покупал и носил только спецовку, которую нам тут выдают каждый год. Начальник был толстым и низким. Его покрасневшая от напряжения рожа выглядела смешно. Он шёл очень торопливо и орал что – то разбрызгивая слюной на все стороны. За ним шли наши связисты. Кирилл был рослым мужиком. Он мало разговаривал. В основном он орал на всех. Ненормальный. Геннадий был чуть пониже Кирилла. Как всегда он был одет в свой дорогой костюмчик и начищенные до зеркального блеска туфли. Не понимаю, как ему самому не стыдно, все ходят в порванной спецовке, затёртых сапогах, едят не пойми что, практически голодают, а он тут, мать твою, выделывается. Дорогую одежду и продукты ему присылали посылкой с вертолётом, который каждую неделю прилетает с продовольствием, почтой и прочим. Это единственная связь с остальным миром, вернее с тем, что от него осталось. Кто ему всё это присылал, он не говорил. Да и плевать. Наконец все трое подошли к нам. Кто – то из военных громко крикнул: «Смирно!». Я вздрогнул от неожиданности. Команда эхом отразилась на площади. Все военные встали по стойке смирно и замерли.
«Доношу до вашего сведения, - откашлявшись, начал говорить начальник - что группа Волга, отправленная на руины города Волгограда, в ответ на сигнал бедствия, не выходит на связь уже вторые сутки. По инструкции мы должны организовать операцию по их спасению.
«Ага, по инструкции – подумал я и тихо выругался – четыре года назад наша группа пропала недалеко от Москвы, так ты, урод, никаких спасательных операций не организовывал, а теперь вон как запрыгал. Всё потому, что с ними твой сын. Все видели твою рожу, когда ты узнал, что его приписываю к группе Волга. По инструкции, твою мать. Знаем мы твои инструкции.
«По этому поводу мы вас здесь собрали» - продолжил начальник. Не успел он договорить эти слова, как раздались возмущённые возгласы, на площади повисло напряжение.
«Твою мать, неужели он отправит нас в Волгоград!?» - промелькнуло у меня в голове, и в горле у меня пересохло
«Тихо! – крикнул начальник, и все замолкли – сегодня вы вылетите в направлении Волгограда тому месту, где группа Волга последний раз вышла на связь.»
Снова раздались возмущённые голоса. Теперь люди уже кричали.
«Молчать» - крикнул снова начальник. Крики поутихли, но взволнованные разговоры между людьми продолжались. «Сейчас мы идём к аэропорту, там вам выдадут всё, что нужно»

На аэропорту было ещё холоднее, чем на площади. Начал моросить слабый, но холодный дождь.
Мы шли к ангару. Ворота невероятно огромных размеров медленно, со скрипом открывались, и из ангара выкатывали здоровый грузовой вертолёт. МИ-8. В наше время техника стала очень большой редкостью. Не говоря уже о вертолётах. С теперешними дорогами они просто незаменимы, но их стало настолько мало, что теперь они есть только у военных, служб обеспечения, и у нас – спасателей. Внушительных размеров вертолёт был слегка пошаркан, но имел весьма неплохой вид. Номер вертолёта – 432, и символика нашей организации – белый орёл, раскинувший крылья и словно парящий, неплохо смотрелись на боковой стороне винтокрылой громадины. Подъехал грузовик, и после команды командира, такой же громкой и неожиданной, как и прежде, из - за которой все мы вздрогнули, военные побежали к грузовику и начали выгружать большие, тяжёлые ящики. В ящиках были автоматические винтовки, комбинезоны, сухпаёк, рюкзаки, аптечки и прочее снаряжение. Началась суматоха. Кто – то взял лист с какими – то списками, и начал по одной называть названия предметов, и военные тут же начинали раздавать их нам.  Вот настал черёд оружия и мне в руки дали автоматическую винтовку. В учебке нас обучали стрельбе, но на вылазках она пригождалась редко. Всё ровно лучше перестраховаться. Бережёного бог бережёт. Верно? Верно.
После того как нам выдали всё снаряжение, и после того как техники в последний раз осмотрели вертолёт, начальник открыл большую дверь и сказал нам, чтобы мы загружались. Нам последний раз пожелали удачи и дверь закрылась. Внутри вертолёта было достаточно просторно. В полутьме мы расположились, и в последний раз глянули в иллюминаторы на наш лагерь. Жилые здания и дом персонала управления наполовину скрывались в утреннем тумане. Двигатели мерно зашумели, и вертолёт пошёл на взлёт.

                                                                                                                       Конец второй главы